55
Миссис Инглторп дала некоторые указания Эвлин Ховард. Между тем мистер Инглторп обратился ко мне своим почтительным тоном:
— Служба в армии — ваша постоянная профессия, мистер Гастингс?
— Нет. До войны я служил в «Ллойде».
— И вернетесь туда, когда все кончится?
— Возможно. Или начну что-нибудь совершенно новое.
Мэри Кавендиш повернулась ко мне:
— Что бы вы в самом деле выбрали в качестве профессии, если бы это зависело только от вашего желания?
— Ну-у! Это зависит…
— Нет ли у вас какого-нибудь увлечения? — продолжала она. — Вас что-нибудь привлекает? Ведь хобби есть у всех… Правда, иногда довольно нелепое.
— Вы будете надо мной смеяться.
Она улыбнулась:
— Возможно.
— Видите ли, у меня всегда было тайное желание стать детективом.
— Настоящим — из Скотленд-Ярда? Или Шерлоком Холмсом?
— О, конечно, Шерлоком Холмсом! В самом деле меня это ужасно привлекает. Однажды в Бельгии я встретил известного детектива, и он совершенно увлек меня. Это был замечательный человек. Обычно он говорил, что хорошая работа детектива заключается всего лишь в методе. Я взял его систему за основу, хотя, разумеется, пошел несколько дальше. Он был странным человеком: небольшого роста, внешне настоящий денди и необыкновенно умен.
— Мне самой нравятся хорошие детективные истории, — заметила мисс Ховард. — Хотя пишут много всякой чепухи. Преступник всегда обнаруживается в последней главе. Все ошеломлены! А по-моему, настоящий преступник виден сразу.
— Есть огромное количество нераскрытых преступлений, — возразил я.
— Я не имею в виду полицию. Я говорю о людях, которые оказались замешаны в преступлении. О семье. Их не проведешь и не одурачишь! Они-то будут знать!
Меня позабавило такое замечание мисс Ховард.
— Значит, вы полагаете, что если бы среди ваших друзей совершилось преступление, скажем убийство, то можно было бы тут же назвать убийцу?
— Разумеется! Конечно, я не могла бы доказать это своре юристов, но уверена, точно знала бы, кто преступник. Я почувствовала бы его кончиками пальцев, стоило бы ему лишь ко мне приблизиться.
— Это могла бы оказаться и «она», — заметил я.
— Могла бы. Но убийство — это насилие. У меня оно больше ассоциируется с мужчиной.
— Однако не в случае с отравлением. — Четкий, чистый голос миссис Кавендиш заставил меня вздрогнуть. — Только вчера доктор Бауэрштейн говорил мне, что из-за незнания представителями медицинской профессии редких ядов существует, вероятно, бессчетное количество нераскрытых преступлений.
— Что с вами, Мэри? Какая отвратительная тема для разговора! — воскликнула миссис Инглторп. — Меня прямо дрожь пробирает.
Молодая девушка в форме VAD легко пробежала через лужайку.
— Ты что-то сегодня поздно, Цинтия! Это мистер Гастингс — мисс Мёрдок.
Цинтия Мёрдок была юным созданием, полным жизни и энергии. Она сбросила свою маленькую форменную шапочку VAD, и меня сразу захватили красота вьющихся каштановых волос и белизна маленькой ручки, которую она протянула за чашкой чаю. С темными глазами и ресницами она была бы красавицей.
Девушка уселась прямо на землю рядом с Джоном, и я протянул ей тарелку с сандвичами. Она улыбнулась:
— Садитесь здесь, на траве! Это намного приятнее.
Я послушно опустился около нее:
— Вы работаете в Тэдминстере, не так ли?
Цинтия кивнула:
— Видно, за мои грехи.
— Значит, вас там изводят? — улыбаясь, спросил я.
— Хотела бы я посмотреть, как это у них получится! — воскликнула Цинтия с вызовом.
— У меня есть кузина, которая работает в госпитале, — заметил я. — Она в ужасе от медсестер.
— Меня это не удивляет. Они такие и есть, мистер Гастингс. Именно такие! Вы даже представить себе не можете. Но я — слава Небесам! — работаю в больничной аптеке.
— Сколько же людей вы отправили на тот свет? — спросил я, улыбаясь.
— О! Сотни! — ответила она, тоже улыбнувшись.
— Цинтия! — громко позвала миссис Инглторп. — Как ты думаешь, ты смогла бы написать для меня несколько записок?
— Конечно, тетя Эмили!
Цинтия быстро встала, и что-то в ее манере напомнило мне о зависимом положении девушки — как бы ни была добра миссис Инглторп, она, видимо, никогда не дает ей забыть об этом.
Затем миссис Инглторп обратилась ко мне:
— Джон покажет вам вашу комнату, мистер Гастингс. Ужин в половине восьмого. Мы вот уже некоторое время как отказались от позднего обеда. Леди Тэдминстер, жена нашего члена парламента (между прочим, она была дочерью последнего лорда Эбботсбёри), сделала то же самое. Она согласна со мной, что следует подать пример экономии. У нас хозяйство военного времени. Ничто не пропадает: каждый клочок использованной бумаги укладывается в мешки и отсылается.
Я выразил восхищение, и Джон повел меня в дом. Широкая лестница, раздваиваясь, вела в правое и левое крыло дома. Моя комната находилась в левом крыле и выходила окнами в сад.
Джон оставил меня, и через несколько минут я увидел из окна, как он медленно шел по траве, взявшись за руки с Цинтией Мёрдок. И в тот же момент услышал, как миссис Инглторп нетерпеливо позвала: «Цинтия!» Девушка вздрогнула и побежала в дом. В это время из тени дерева вышел мужчина и медленно пошел в том же направлении. На вид ему было лет сорок. Смуглый, с чисто выбритым меланхолическим лицом. Похоже, им владели какие-то сильные эмоции. Проходя мимо дома, он глянул вверх, на мое окно, и я узнал его, хотя за пятнадцать лет он очень изменился. Это был Лоуренс, младший брат Джона Кавендиша. Меня удивило, что могло вызвать такое выражение на его лице.
Потом я выбросил эту мысль из головы и вернулся к размышлениям о своих собственных делах.
Вечер прошел довольно приятно, а ночью мне снилась загадочная Мэри Кавендиш.
Следующий день выдался солнечным, ярким, и я был полон чудесных ожиданий.
Я не видел миссис Кавендиш до ленча, во время которого она предложила мне отправиться на прогулку. Мы чудесно провели время, бродя по лесу, и вернулись в дом около пяти часов.
Как только мы вошли в большой холл, Джон сразу потащил нас обоих в курительную комнату. По его лицу я понял, что произошло нечто неладное. Мы последовали за ним, и он закрыл за нами дверь.
— Послушай, Мэри, — нетерпеливо произнес Джон, — произошло черт знает что!.. Эви поскандалила с Алфредом Инглторпом и теперь уходит.
— Эви? Уходит?
Джон мрачно кивнул:
— Да. Видишь ли, она пошла к матери и… О-о! Вот и сама Эви.
Вошла мисс Ховард. Губы ее были сурово сжаты; в руках она несла небольшой чемодан. Эви выглядела возбужденной, решительной и готовой защищаться.
— Во всяком случае, я сказала все, что думала! — взорвалась она при виде нас.
— Моя дорогая Эвлин! — воскликнула миссис Кавендиш. — Этого не может быть!
Мисс Ховард мрачно кивнула:
— Это правда. Боюсь, я наговорила Эмили таких вещей, что она их не забудет и скоро не простит. Неважно, если мои слова не очень глубоко запали. С нее как с гуся вода! Только я сказала ей прямо: «Вы старая женщина, Эмили, а уж недаром говорится: нет большего дурака, чем старый дурак! Ведь Алфред моложе вас на целых двадцать лет, так что не обманывайте себя, почему он на вас женился. Деньги! Так что не допускайте, чтобы у него было много денег! У фермера Рэйкса очень хорошенькая молодая жена. Вы бы спросили у вашего Алфреда, сколько времени он там проводит». Она очень рассердилась. Понятное дело! А я добавила: «Нравится вам это или нет, только я вас предупреждаю: этот тип скорее убьет вас в вашей же кровати, чем посмотрит на вас! Он мерзавец! Можете мне говорить все, что хотите, но запомните мои слова: он негодяй и мерзавец!»